— Двое с кровью Халареков не могут быть вместе. Я сделаю все, чтобы спасти Happy, но вам вдвоем нельзя оставаться вместе. И я не могу сказать, куда я пойду. Того, что не знаешь, сказать не сможешь. — Он обнял меня. — Я быстро соберу все, что нужно для нас, и возьму лошадь. Покорми Happy. После этого ей придется день прожить на воде.
Он спасет Happy. Но сможет ли дитя выжить день без молока, на воде? Но выживание будет тяжелым, для Нарры — особенно. Я не хотела покидать их обоих, но он был прав. Когда враг близко, двое Халареков не должны быть рядом. Эннис ушел, когда утренняя заря только занималась. Хвала ангелам, Happy удалось накормить, и она спала, когда они уходили. Он просил не смотреть ему вслед. Но прошло много времени прежде, чем я заснула.
Крики, шум и сверканье острых лучей разбудили меня поздним утром. Я высунулась из-за занавески. У одной из кибиток горела деревянная дверь. Несколько женщин пытались потушить пламя. За кругом люди Одоннела стояли с оружием. Стреляли, чтобы напугать, ведь цыгане не сопротивлялись, и скоро прекратили.
Гаррен Одоннел на лошади вскочил в центр круга из кибиток. Он крикнул властно старшего. Тот выплеснул воду на огонь и подошел к Лхарру Гаррену. Лхарр наклонился в седле, чтобы говорить тихо. Старший указал на мою кибитку. Гаррен подъехал ко мне, подзывая солдат кивком головы. Я нырнула в кибитку, но успела заметить, как солдаты отогнали трех цыганок в сторону.
Одоннел поднял коня на дыбы.
— Эннис Харлан! Катрин Халарек! Я знаю, что вы внутри. Выходите!
Хорошо, хоть он не знает, что Энниса нет.
Я высунула голову и взглянула на него. Взгляд его был холодным.
— Милорд? — я еле выговорила.
— Ты и твой муж сбежали из моего Дома. Вы за это заплатите. Даже Ричард согласен, что вы должны заплатить. Эннис должен умереть. — Его тон не оставлял никаких сомнений. — Где Эннис?
— Эннис, милорд? — я хотела казаться сонной и растерянной.
— Да, Эннис! — заорал он. Он поднял голову ко мне.
— Эннис! ЭННИС! Выходи.
Эннис, конечно же, не вышел.
— Где он?
— Я… я не знаю, милорд. — Я не должна была играть неведение. Я была рада, что Эннис и малышка сбежали, но я знала, кто отвечает за последствия.
— Я не знаю. Он… он ушел ночью, милорд.
Гаррен подъехал к краю круга кибиток и что-то прокричал солдатам. Я смогла услышать только одно «НАЙТИ ЭННИСА». Я снова была в кибитке на ворохе постелей за сиденьем возницы. Я завернула рубашки в одеяло, будто это спящий ребенок. Я молила бога о спасении Нарры и Энниса. Я знала, что мне спасения нет.
Гаррен снова был рядом.
— Иди сюда, Катрин, — приказал он.
— Я кормлю ма…
Гаррен схватил меня за узел волос и вытащил из кибитки. Он спрыгнул на землю, выхватил у меня куклу и бросил на землю, и потащил меня за собой. Я гадала, знал ли он, что сверток пуст. Имело ли для него значение, был ли в свертке ребенок. Прежде чем я смогла перевести дыхание, Гаррен ударил меня башмаком.
— Где он? — снова удар.
Я почувствовала острую боль в ребре. Мой следующий вздох был невыносим.
— Неужели Ричард одобряет порчу товара, милорд. — выдохнула я. Это остановило его башмак. — Я думаю, нет. — За эти слова я тоже заплачу. Но пока Гаррен занят мной и Ричардом, он не думает о том, как найти Энниса.
Одоннел дернул меня и поднял на ноги.
— Может быть боль без следов, леди Катрин. — Его голос был леденящим, как ветер в ухле.
Рот у меня пересох от страха. Одоннел толкнул меня перед собой в центр очага и жестом приказал двум солдатам держать меня. Он показал, какая боль может быть без видимых повреждений. Я боролась, умоляла, я обещала сделать все, что он попросит, отдать ему все, что он захочет, лишь бы остановить его. Но ничто не могло удержать его. Если бы я знала, где Эннис, я, наверное, предала бы его. Я кричала, пока горло не могло больше издать ни звука. Я не могла этого вынести и потеряла сознание. Одоннел попытался еще раз что-нибудь узнать, но все было напрасно.
Я проснулась от раскачивания. Мой желудок мутило. Я открыла глаза. Над головой было нарисовано темно-синее небо с созвездиями и луной. Это уже не та кибитка. Занавески из серой кожи в моих ногах пропускали солнечный свет сквозь щелку. Вокруг стояли ящики, свисала сеть, валялась одежда, рыболовные снасти, фонари, пакеты и мешки, свернутые матрасы. Все пахло маслом, дымом, пылью, чесноком.
Снаружи слышался шум улеков. Это значило, что эта кибитка в конце каравана. Колеса поднимали пыль, и она покрывала все, даже мою кожу. Лаяла собака. Голоса двух мужчин доносились сзади, обсуждали дорогу и погоду. Я подумала, что надо попросить их остановиться, пока меня не вытошнило в кибитке. Но, когда я попыталась дотянуться до них, меня пронзила боль, и я снова легла. В горле пересохло. Голова ныла. Ныла каждая частица моего тела. За головой зашуршала занавеска.
Молодая женщина опустилась рядом со мной.
— Я очень ослабла, — пробормотала я.
Женщина покачала головой, указала на мой рот и мимикой изобразила питье из чашки. Я не была уверена, что это было правильно в этот момент, но без помощи я не могла даже пошевелиться. Молодая женщина налила воды мне, подняла меня и напоила. Я выпила. Она налила еще. Я выпила и это. По сухости во рту я поняла, что была без сознания довольно долго. Мне стало легче. Возможно, тошнота была от того, что мои глаза были закрыты.
Я посмотрела на молодую женщину.
— Спасибо. Я чувствую себя лучше. — Она кивнула и улыбнулась.
— Куда мы едем? — Мой голос не был уже скрипучим. Она пожала плечами.
— Как долго я была без сознания?
Она подняла два пальца.
— Два дня?
Она кивнула.
— Вы не говорите на роме? — Известно, что у цыган свой язык, но даже при этом иногда люди многое понимают из того, что говорится на языке, который они слышат, но на котором говорить не умеют.
Она посмотрела на меня, задумалась на секунду, кивнула, затем покачала головой и указала на свои уши. Затем снова кивнула. Она знала язык ром! Затем молодая женщина повернулась к свету и указала на рот. Она была немой. Она указала тонким пальцем на солдат, ехавших вокруг кибитки. На них были рубашки и штаны Свободных, но в раскрытых воротничках рубашек на шее виднелись знаки Одоннела. С воздуха их не заметят, хотя это был смешанный караван Гхарров-торговцев и цыган. Молодая женщина указала на самого высокого, а затем ткнула в красный шарф, висящий у выхода.
— Это сделал кто-то из Одоннелов? Кто-то высокий в красном?
Она кивнула один раз и покачала головой, указывая на нее.
— Кто-то с красным в волосах? — Она закивала утвердительно. — Лхарр Гаррен Одоннел? — Она снова закивала головой. — Но почему? — Она начала жестикулировать, но я не понимала. Она это заметила, порылась в каких-то вещах и достала блокнот и карандаш. Она села спиной ко мне так, что я могла видеть все, что она писала.